При Людовике XIV Франция историей и жизнью была уже подготовлена занять первое место в Европе. Военные и политические успехи, развитие , расцвет литературы, связанный с именами Корнея, Расина, Мольера и других, богатое развитие литературного языка – все это приходится на XVII век, является свидетелем творческой импульсивности Франции. Для Франции наступила эпоха славы; блеск и великолепие достигли своей вершины, а собственно короля Людовика XIV даже прозвали королем Солнца.

Молодой король дает балы за баллами, забавы за забавами. Французский король и двор становятся настоящими диктаторами европейской моды. Но прошла молодость, а с ней легкость и беззаботная радость внешнего проявления короля. Королю-солнцу принадлежит уважение, обожание и глубокий поклон. Поэтому то, чем старше становится Людовик XIV, тем тяжелее становится мода и тем более сложными ритуалами обрастает придворный королевский церемониал. Стиль барокко воцарился везде и всюду.

В первой половине господство Людовика XIV одежда молодого короля, одежда его окружения, придворных и богатых кругов Франции, а по их примеру и ноша благородных лиц во всех странах Европы, – блестит причудливой фантазией молодости и почти детской беззаботностью. Обратите внимание на бесчисленные кружева, бесконечные ленты, розетки, длинные кудри, рассыпающиеся на плечах, множество драгоценных пер на шляпе, широкую форму брюк с буфами, напоминающие женские юбки, роскошно убранные рубашки, выступающие из под короткой жилетки и коротких рукавов. Все напоминает буйную, веселую, самоуверенную молодость и ничем неудержимую пустоту.

Окончание у шеи – воротник, всегда был очень важной частью одежды. Мы уже видели, как с концом XVI века после долгого господства твердого круга вокруг шеи, упорно велись поиски новых легких форм воротников и все в связи с новой прической и новым видом головы. В первых годах господства Людовика XIV, легкая короткая шаль обхватывает шею и плоско спадает на груди. В 70-х годах мужчины и женщины начинают носить легкие белые шали из кружев, концы которых свободно спадают. Назвали эти шали «Steenkerke», именем известной нидерландской битвы, когда французские старшины впервые их наделы. Говорят, что французы только потому заключили перемирие, чтобы похвастаться перед врагами своей модной одеждой. Следует обратить внимание на «Steenkerke» потому, что та форма воротника не только была грациозной и сохранялась долгое время, но впоследствии повлияла на дальнейшее развитие воротника и, между прочим, является дальним прародителем самостоятельной части мужской одежды – современного галстука.

Еще одна важная новость в мужской одежде появилась при Людовике XIV, стала началом современного жюстокора. Его надевали поверх короткой жилетки и накрывали ним колени. Тогда король уже набирал все большего уважения, его молодая, счастливая самоуверенность переходит в величественную гордость первого властителя Европы. Согласно этому жюстюкур отмечался необыкновенным богатством и великолепием, мерцал золотом, шелками и золотыми пуговицами. Широкие манжеты при рукавах походили формой на ботфорты при сапогах и отличались, как и большие карманы, краской от всей одежды, например, красные на общем синем фоне.

Нельзя себе представить жителя того времени без огромного парика на голове. Мода требовала излишка волос, спадающих с головы буйными кудрями на грудь и обильно рассыпающихся на плечах. Природа не в состоянии была удовлетворить потребностей моды и тогда на помощь пришли парикмахеры, для которых эпоха короля Людовика видимо была «золотым веком». В 1655 году Людовик XIV имел 48 придворных парикмахеров, а в 1656 году парижский цех насчитывал двести, а впоследствии пятьсот этих ремесленников.

Парики производились и с настоящих волос и с лошадиной или овечьей шерсти. Хорошие парики тогда ценились на вес золота. Напрасно духовенство выступало против «мертвых волос», а Папа однажды даже наложил на них запрет, мода распространялась со скоростью заразы и скоро не только все благородные головы были покрыты париками, а даже и само духовенство, прежде всего, нарядные аббаты, поспешили украситься чужими роскошными волосами. Людям того времени казалось, что такой избыток волос на голове придает человеку надменный вид, напоминает гордого царя зверей.

Женская одежда, как и мужская, становится из легкой и веселой тяжелой, величавой, пышной. В кроя и украшениях этой одежды нет значительных изменений, но чем больше стареет король, тем меньше живой разнородности в появлении женщины, тем больше скованности и замкнутости в ее движениях. Все время правления Людовика, как и прежде женщина носит двойное платье, но иначе это платье выглядит в 1670 г., а совсем иначе в 1690 г. и еще иначе под сам конец господства Людовика XIV. Юбка второй платья расходится спереди, отклоняется в зад и спадает складками в низ. И одна и вторая юбка расфранченной стяжками и кружевом различными способами, причем спереди выступает первое платье, а сзади укладывается второе. Взаимное отношение двух платьев и их оттенков, создавало гармонию и красоту всей одежды женщины еще со времен средневековья.

В 70-х годах XVII века женщина еще грациознее; материалы второго платья мягко и естественно охватывает нежную сильветку и длинным треном стелятся по земле. Позже используют более тяжелые материи на платье, а для большей, пышности складки второй юбки скрепляют проводами. Поэтому они не уже не спадают свободно, лишь создают буфы, еще более увеличивая объем фигуры сзади. К тому же мода требовала тонкого стана, и женщина впервые затянулась в высокий корсет, сжимая без милосердия свой стан и груди под этим панцирем из железа и китового уса. Природные формы женского тела вовсе спрятались под этой одеждой, и она прибрала искусственный вид, независимый от строения тела.

«Steenkerke» окутывал шею женщины. На голове возвышался “Fontange” (фонтанж), знаменитая прическа того времени с высоким зданием с легкой и прозрачной белой или цветной вазой, кружевами и стяжками на проволочном скелете. Это украшение высотой равнялась двум головам, и придавало женщине еще большего величия. Как хорошо фонтанж отвечал духу времени, показывает хотя бы то, что мода эта держалась полных пятьдесят лет.

Ботинки с высокими каблуками под углом 45 градусов наклонили целую фигуру женщины вперед, а зато тяжелый хвост платья отбрасывал ее назад – для равновесия женщине приходилось опираться на палочку.

Образ придворной дамы Людовика XIV не был образом веселой, беззаботной девушки, а величавой массивной матроны, застывшей в церемониальном поклоне. Величавый вид женщины XVII столетия – в полной мере оправдан. В XVII веке женщина начинает впервые, благодаря своим интеллектуальным и моральным способностям, играть активную роль в обществе!

С началом XVII века появляется первый французский салон «Hotel de Rambouillet» душой которого являлась маркиза Ранбуе, а затем ее дочь-красавица Юлия, которая долгое время не хотела выходить замуж, чтобы не покидать чудесного салона матери, где говорилось так много о прекрасных вещах. Не высокий род, аристократическое происхождение и размер кошелька ценился в том салоне, а только ум, благородные чувства, знания … Салон был в течение 50 лет школой доброй французского языка, тонкого вкуса, нежного чувства, литературной критики и морального педантизма. С тех пор многие женщины не только заинтересовалось наукой и литературой, но и принимают в них деятельное участие. При Людовике XIV женщина не только сияет своей красотой, но и славится своим умом и способностями. Письма маркизы Севиньи к своей любимой дочери – это совершенный образец эпистолярного стиля. С того времени женщина, в лице королевской приятельницы – фаворитки пытается влиять и на политические события, как, скажем, знаменитая маркиза де Помпадур, любовница самого Людовика XV.

P. S. Старинные летописи рассказывают: Подумалось, интересно если б во времена Людовика были реалити-шоу на подобии современного дом2 . Скажем закрыть группу людей во дворце Версаля и наблюдать за ними – человеческий зоопарк да и только. Интересно на сколько такое шоу бы отличалось от современного.

Людовик XIV царствовал 72 года, дольше любого другого монарха Европы. Королём он стал в четыре года, всю полноту власти взял в свои руки в 23 и правил на протяжении 54 лет. «Государство - это я!» - Людовик XIV не говорил этих слов, однако государство всегда ассоциировалось с личностью правителя. Поэтому если говорить о промахах и ошибках Людовика XIV (войне с Голландией, отмене Нантского эдикта и т.д.), то на его счёт стоит записывать и актив царствования.

Развитие торговли и мануфактурного производства, зарождение колониальной империи Франции, реформирование армии и создание флота, развитие искусства и наук, строительство Версаля и, наконец, преобразование Франции в современное государство. Это не все достижения Века Людовика XIV. Так каким был этот правитель, давший имя своему времени?

Людовик XIV де Бурбон, получивший при рождении имя Луи-Дьёдонне («Богоданный»), появился на свет 5 сентября 1638 года. Имя «Богоданный» появилось неспроста. Королева Анна Австрийская произвела наследника на свет в возрасте 37 лет.

На протяжении 22 лет брак родителей Людовика был бесплодным, а потому рождение наследника было воспринято народом как чудо. После смерти отца малолетний Людовик с матерью переселился в Пале-Рояль, бывший дворец кардинала Ришелье. Здесь маленький король воспитывался в очень простой, а порой убогой обстановке.

Людовик XIV де Бурбон.

Его мать считалась регентшей Франции, но реальная власть находилась в руках ее фаворита кардинала Мазарини. Он был очень скуп и совершенно не заботился не только о доставлении удовольствий ребенку-королю, но даже о наличии у него предметов первой необходимости.

На первые годы формального правления Людовика пришлись события гражданской войны, известной как Фронда. В январе 1649 г. в Париже вспыхнуло восстание, направленное против Мазарини. Королю и министрам пришлось бежать в Сен-Жермен, а Мазарини - вообще в Брюссель. Мир был восстановлен лишь в 1652 г., и власть вернулась в руки кардинала. Несмотря на то, что король уже считался совершеннолетним, Мазарини правил Францией до самой своей смерти.

Джулио Мазарини — церковный и политический деятель и первый министр Франции в 1643—1651 и 1653—1661 годах. Заступил на пост по протекции королевы Анны Австрийской.

В 1659 г. был подписан мир с Испанией. Договор был скреплен брачным союзом Людовика с Марией-Терезией, которая приходилась ему кузиной. Когда в 1661 г. умер Мазарини, Людовик, получив свободу, поспешил избавиться вообще от всякой опеки над собой.

Он упразднил должность первого министра, объявив Государственному Совету, что отныне будет сам первым министром, и никакой даже самый незначительный указ не должен быть подписан кем-либо от его имени.

Людовик был плохо образован, едва умел читать и писать, но обладал здравым смыслом и твердой решимостью поддерживать свое королевское достоинство. Он был высок, красив, имел благородную осанку, стремился выражаться коротко и ясно. К сожалению, он был чрезмерно себялюбив, как ни один европейский монарх отличался чудовищной гордостью и эгоизмом. Все прежние королевские резиденции казались Людовику недостойными его величия.

После некоторых раздумий в 1662 г. он решил превратить небольшой охотничий замок Версаль в королевский дворец. На это ушло 50 лет и 400 миллионов франков. До 1666 г. королю пришлось жить в Лувре, с 1666 по 1671 гг. в Тюильри, с 1671 по 1681 г. попеременно в строящемся Версале и Сен-Жермен-О-л"Э. Наконец с 1682 г. Версаль стал постоянной резиденцией королевского двора и правительства. Отныне в Париже Людовик бывал лишь наездами.

Новый дворец короля отличался необычайной пышностью. Так называемые(большие апартаменты)-шесть салонов, названых в честь античных божеств, - служили прихожими для Зеркальной галереи длиной 72 метра, шириной 10 и высотой 16 метров. В салонах устраивались буфеты, гости играли в бильярд и карты.

Великий Конде приветствует Людовика XIV на Лестнице в Версале.

Вообще карточная игра стала неукротимой страстью при дворе. Ставки доходили до нескольких тысяч ливров на кон, а сам Людовик прекратил играть лишь после того как в 1676 г. проиграл за полгода 600 тысяч ливров.

Также во дворце ставились комедии, сначала итальянских, а потом французских авторов: Корнеля, Расина и особенно часто Мольера. Кроме того Людовик любил танцевать, и неоднократно принимал участие в постановках балетов при дворе.

Пышности дворца соответствовали и сложные правила этикета, установленные Людовиком. Любое действо сопровождалось целым набором тщательно разработанных церемоний. Трапеза, отход ко сну, даже элементарное утоление жажды в течение дня - все было превращено в сложные ритуалы.

Война против всех

Если бы король занимался бы только строительством Версаля, подъёмом экономики и развитием искусств, то, наверное, уважение и любовь подданных к Королю-Солнце были бы безграничными. Однако амбиции Людовика XIV простирались гораздо дальше границ его государства.

К началу 1680-х годов Людовик XIV обладал самой мощной армией в Европе, что только разжигало его аппетиты. В 1681 году он учредил палаты воссоединения для разыскания прав французской короны на те или другие местности, захватывая всё новые земли в Европе и Африке.

В 1688 году претензии Людовика XIV на Пфальц привели к тому, что против него ополчилась вся Европа. Так называемая Война Аугсбургской лиги растянулась на девять лет и привела к тому, что стороны сохранили статус-кво. Но огромные расходы и потери, понесённые Францией, привели к новому экономическому упадку в стране и истощению средств.

Но уже в 1701 году Франция была втянута в длительный конфликт, получивший название Война за испанское наследство. Людовик XIV рассчитывал отстоять права на испанский трон для своего внука, который должен был стать главой двух государств. Однако война, охватившая не только Европу, но и Северную Америку, завершилась для Франции неудачно.

По миру, заключённому в 1713 и 1714 гг., внук Людовика XIV сохранил испанскую корону, но итальянские и нидерландские её владения были потеряны, а Англия уничтожением франко-испанских флотов и завоеванием ряда колоний положила основание своему морскому владычеству. Кроме того, от проекта объединения Франции и Испании под рукой французского монарха пришлось отказаться.

Продажа должностей и изгнание гугенотов

Эта последняя военная кампания Людовика XIV вернула его к тому, с чего он начинал — страна погрязла в долгах и стонала от тяжести налогов, а то здесь, то там вспыхивали восстания, подавления которых требовали всё новых и новых ресурсов.

Необходимость пополнения бюджета приводила к нетривиальным решениям. При Людовике XIV была поставлена на поток торговля государственными должностями, достигшая максимального размаха в последние годы его жизни. Для пополнения казны создавались всё новые и новые должности, что, разумеется, вносило хаос и раздрай в деятельность государственных институтов.

Людовик XIV на монетах.

Ряды противников Людовика XIV пополнили французские протестанты, после того как в 1685 году был подписан «эдикт Фонтенбло», отменявший Нантский эдикт Генриха IV, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания.

После этого более 200 тысяч французских протестантов эмигрировали из страны, несмотря на строгие наказания за эмиграцию. Исход десятков тысяч экономически активных граждан нанёс ещё один болезненный удар по могуществу Франции.

Нелюбимая королева и кроткая хромоножка

Во все времена и эпохи личная жизнь монархов оказывала влияние на политику. Людовик XIV в этом смысле не является исключением. Однажды монарх заметил: «Мне было бы легче примирить всю Европу, чем нескольких женщин».

Его официальной супругой в 1660 году стала сверстница, испанская инфанта Мария Терезия, приходившаяся Людовику двоюродной сестрой и по отцу, и по матери.

Проблема этого брака, однако, была не в близких родственных связях супругов. Людовик просто не любил Марию Терезию, но покорно согласился на женитьбу, имевшую важное политическое значение. Супруга родила королю шестерых детей, но пятеро из них умерли в детском возрасте. Выжил лишь первенец, названный, как и отец, Людовиком и вошедший в историю под именем Великий Дофин.

Брак Людовика XIV был заключён в 1660 году.

Ради брака Людовик порвал отношения с женщиной, которую действительно любил — племянницей кардинала Мазарини. Возможно, расставание с любимой повлияло и на отношение короля к законной супруге. Мария Терезия смирилась со своей участью. В отличие от других французских королев, она не плела интриги и не лезла в политику, играя предписанную роль. Когда в 1683 году королева умерла, Людовик изрёк: «Это единственное беспокойство в жизни, которое она мне причинила ».

Отсутствие чувств в браке король компенсировал отношениями с фаворитками. На девять лет дамой сердца Людовика стала Луиза-Франсуаза де Ла Бом Ле Блан, герцогиня де Лавальер. Луиза не отличалась ослепительной красотой, к тому же из-за неудачного падения с лошади на всю жизнь осталась хромой. Но кротость, приветливость и острый ум Хромоножки привлекли внимание короля.

Луиза родила Людовику четверых детей, двое из которых дожили до зрелого возраста. Король же обошёлся с Луизой достаточно жестоко. Став охладевать к ней, он поселил отвергнутую любовницу рядом с новой фавориткой — маркизой Франсуазой Атенаис де Монтеспан. Герогиня де Лавальер вынуждена была переносить издевательства соперницы. Она всё терпела с присущей ей кротостью, а в 1675 году постриглась в монахини и много лет прожила в монастыре, где её называли Луизой Милосердной.

В госпоже до Монтеспан не было и тени кротости предшественницы. Представительница одного из самых древних дворянских родов Франции, Франсуаза не просто стала официальной фавориткой, но на 10 лет превратилась в «истинную королеву Франции».

Маркиза де Монтеспан с четырьмя узаконенными детьми. 1677 год. Версальский дворец.

Франсуаза любила роскошь и не любила считать деньги. Именно маркиза де Монтеспан развернула правление Людовика XIV от обдуманного выстраивания бюджета к безудержным и неограниченным тратам. Капризная, завистливая, властная и амбициозная Франсуаза умела подчинять короля своей воле. Для неё были построены новые апартаменты в Версале, она сумела устроить на значительные государственные посты всех своих близких родственников.

Франсуаза де Монтеспан родила Людовику семерых детей, четверо из которых дожили до зрелого возраста. Но отношения между Франсуазой и королём не были столь верными, как с Луизой. Людовик позволял себе увлечения и помимо официальной фаворитки, что вызывало ярость у госпожи де Монтеспан.

Чтобы сохранить короля при себе, она стала заниматься чёрной магией и даже оказалась замешана в громком деле об отравлениях. Король не стал карать её смертью, но лишил её статуса фаворитки, что было для неё куда страшнее.

Как и её предшественница, Луиза ле Лавальер, маркиза де Монтеспан сменила королевские покои на монастырь.

Время для покаяния

Новой фавориткой Людовика стала маркиза де Ментенон, вдова поэта Скаррона, являвшаяся гувернанткой детей короля от госпожи де Монтеспан.

Эту фаворитку короля звали так же, как и её предшественницу, Франсуазой, однако женщины отличались друг от друга, как небо и земля. Король вёл с маркизой де Ментенон долгие разговоры о смысле жизни, о религии, об ответственности перед Богом. Королевский двор сменил блеск на целомудренность и высоконравственность.

Мадам де Ментенон.

После смерти официальной жены Людовик XIV сочетался тайным браком с маркизой де Ментенон. Теперь короля занимали не балы и празднества, а мессы и чтение Библии. Единственным развлечением, которое он позволял себе, была охота.

Маркиза де Ментенон основала и руководила первой в Европе женской светской школой, получившей название Королевский дом святого Людовика. Школа в Сен-Сире стала примером для многих подобных заведений, в том числе для Смольного института в Петербурге.

За строгий нрав и нетерпимость к светским развлечениям маркиза де Ментенон получила прозвище Чёрная Королева. Она пережила Людовика и после его смерти удалилась в Сен-Сир, прожив остаток дней в кругу воспитанниц своей школы.

Незаконнорождённые Бурбоны

Людовик XIV признал своих внебрачных детей и от Луизы де Лавальер, и от Франсуазы де Монтеспан. Все они получили отцовскую фамилию — де Бурбон, и папа постарался устроить их жизнь.

Людовик, сын от Луизы, уже в два года был произведён во французские адмиралы, а повзрослев, вместе с отцом отправился в военный поход. Там в возрасте 16 лет юноша и скончался.

Луи-Огюст, сын от Франсуазы, получил титул герцога Мэнского, стал французским полководцем и в этом качестве принимал на военную стажировку крестника Петра I и прадеда Александра Пушкина Абрама Петровича Ганнибала.

Великий Дофин Людовик. Единственный выживший законный ребёнок Людовика XIV от Марии Терезии Испанской.

Франсуаза-Мария, самая младшая дочь Людовика, была выдана замуж за Филиппа Орлеанского, став герцогиней Орлеанской. Обладая характером матери, Франсуаза-Мария с головой погружалась в политические интриги. Её супруг стал французским регентом при малолетнем короле Людовике XV, и дети Франсуазы-Марии вступали в брак с отпрысками других монарших династий Европы.

Словом, не многим незаконнорождённым детям правящих особ досталась такая судьба, какая выпала на долю сыновей и дочерей Людовика XIV.

«Неужели вы думали, что я буду жить вечно?»

Последние годы жизни короля оказались для него тяжким испытанием. Человек, всю жизнь отстаивавший богоизбранность монарха и его право на самодержавное правление, переживал не только кризис своего государства. Его близкие люди уходили один за другим, и оказалось, что передавать власть попросту некому.

13 апреля 1711 года умер его сын, Великий Дофин Людовик. В феврале 1712 года скончался старший сын дофина, герцог Бургундский, а 8 марта того же года и старший сын последнего, малолетний герцог Бретонский.

4 марта 1714 года упал с лошади и несколько дней спустя скончался младший брат герцога Бургундского, герцог Беррийский. Единственным наследником остался 4-летний правнук короля, младший сын герцога Бургундского. Если бы и этот малыш скончался, престол после смерти Людовика остался бы вакантным.

Это заставило короля внести в список наследников даже своих незаконнорождённых сыновей, что сулило в будущем внутреннюю междоусобицу во Франции.

Людовик XIV.

В свои 76 лет Людовик оставался деятельным, активным и, как в молодости, регулярно выезжал на охоту. Во время одной из таких поездок король упал и повредил ногу. Врачи обнаружили, что травма спровоцировала гангрену, и предложили ампутацию. Король-Солнце отказался: это недопустимо для королевского достоинства. Болезнь стремительно прогрессировала, и вскоре началась агония, растянувшаяся на несколько суток.

В момент прояснения сознания Людовик оглядел присутствующих и изрёк свой последний афоризм:

— Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?

1 сентября 1715 года около 8 часов утра Людовик XIV скончался в своём дворце в Версале, четырёх дней не дожив до 77-летия.

Часть вторая

Время Людовика XIV на Западе, время Петра Великого на Востоке Европы

I. ВНУТРЕННЯЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛЮДОВИКА XIV В НАЧАЛЕ ЕГО САМОСТОЯТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

Эпоха Людовика XIV

Портрет Людовика XIV в молодости. Художник Ш. Лебрен, 1661

При имени Людовика XIV мы представляем себе государя, который перешел границу, отделяющую европейского самодержца от азиатского деспота, который, согласно учению Гоббса, хотел быть не главою государства, а душою его, пред которым, следовательно, подданные являлись существами безличными, бездушными, а государство, животворимое государем, проникнутое им, как тело духом, разумеется, составляло с ним одно существо. «Государство – это я!» – говорил Людовик XIV. Каким же образом один из королей французских мог достигнуть такого представления о своем значении и, главное, не ограничился одним представлением, но прилагал мысль к делу, и прилагал беспрепятственно?

Всегда какое-нибудь народное движение, потрясение, переворот, истомляя государственный организм, потрачивая много народных сил, заставляют общество требовать успокоения, требовать сильной власти, которая бы избавила от смуты и дала отдохнуть, собраться с силами, материальными и нравственными. Во время малолетства Людовика XIV мы видим во Франции сильную и продолжительную смуту, которая истомила общество и заставила его желать крепкого правительства. Это требование было тем сильнее, чем бесплоднее оказалось движение, направленное против власти; люди, хотевшие ограничить королевскую власть для того, чтобы, по их словам, вывести народ из невыносимо тяжкого положения, – эти люди, поволновавшись, покричавши и подравшись, не сумели сделать ничего для облегчения народа. Движение, принимавшее было сначала очень серьезный характер, кончилось комически. Такой исход движения, такое разочарование относительно попыток к новому, к переменам надолго отбивали охоту к ним и тем более поднимали значение старого порядка, к которому обращались теперь как к единственному средству спасения. Таким образом двадцатидвухлетний король принимал власть из охладевших рук Мазарини при самых благоприятных обстоятельствах для власти и по характеру своему был вполне способен воспользоваться этими обстоятельствами.

Людовик XIV вовсе не принадлежал к тем гениальным историческим деятелям, которые творят для своего народа новые средства исторической жизни, которые оставляют потомству богатое наследство в идеях, людях и силах материальных, – наследство, которым народ живет века после них. Напротив, Людовик получил богатейшее наследство; оно состояло в стране, благословенной природою, в энергическом, сильном духовными средствами народе, в чрезвычайно удобно расположенной и округленной государственной области, окруженной слабыми соседями: полумертвою Испанией, раздробленными и потому бессильными Италией и Германией, ничтожною по своим военным средствам Голландией; Англия была занята тяжелою выработкою своих правительственных форм и не могла оказывать влияния на континент; наоборот, король ее позволял себе подчиняться влиянию могущественного государя Франции. Кроме того, богатое наследство Людовика XIV состояло в даровитых людях: знаменитости военные, административные, литературные, которыми блестит царствование Людовика XIV, были унаследованы, а не отысканы им. Но, воспользовавшись богатыми средствами, доставшимися по наследству, Людовик истощил их, а новых не создал и оставил после себя Франции банкротство – банкротство не финансовое только, – деньги дело нажитое, – но, что всего хуже, банкротство в людях. У Людовика не было главного дарования государей – отыскивать и приготовлять людей. Рожденный властолюбивым, он воспитался во время Фронды, когда королевская власть терпела такие сильные оскорбления.

Но люди, оскорблявшие королевскую власть, не сумели сами ничего сделать, и с раздражением, ненавистью к народным движениям, к демагогам в молодом короле соединилось глубокое презрение к ним – вот чувство, которое воспитала в Людовике Фронда. Он был властолюбив, самолюбив и энергичен, приписывал народные движения тому, что вместо короля управлял первый министр, который не мог внушать такого уважения, против которого легко было вооружиться и словом и делом, и потому хотел управлять сам; но, чем долее управлял, тем более привыкал смотреть на себя не как на главу, но как на душу государственного тела, начало животворящее, как на солнце, с которым любил себя сравнивать, – тем более неприятны становились для него люди, которые были также солнца, блистали своим, незаимствованным светом; особенно неприятны были Людовику люди образованные, потому что он сознавал в себе большой недостаток образованности, а чувство превосходства других над собою было для него невыносимо. Но в нерасположении к людям сильным, самостоятельным по характеру, положению в обществе, дарованиям и образованности и причина того, что Людовик не мог заменять сходившие с поприща знаменитости другими и завещал Франции банкротство в людях.

А между тем блеск царствования был таков, что ослеплял современников и потомков, и Людовик умел явиться для своего народа великим королем: как же он успел это сделать? Мы видим, что из королей французских двое отличались особенно национальным характером – Франциск I и Генрих IV, но Людовик XIV превосходил их в этом отношении. В описываемое время главные из западноевропейских народов по характеру своей деятельности, по отношению друг к другу могли быть олицетворены таким образом: один – человек очень умный, деятельный и деловой; он постоянно занят, и занят исключительно своими ближайшими интересами, отлично обделал свои дела, разбогател страшно; но он при этом не общителен, держит себя в стороне, неуклюж, не представителен, не возбуждает к себе сочувствия в других, принимает участие в общих делах только тогда, когда тут замешаны его собственные выгоды, да и в таком случае не любит действовать непосредственно, но заставляет работать за себя других, давая им деньги, как разбогатевший мещанин нанимает вместо себя рекрута: таков англичанин, таков английский народ. Другой человек – очень почтенный, но односторонне развившийся, ученый, сильно работающий головою, но еще не могший, по обстоятельствам, укрепить свое тело и потому неспособный к сильной физической деятельности, без средств отбивать нападения могущественных соседей, без средств поддержать свое значение, заставить уважать свою неприкосновенность при борьбе сильных – это немецкий народ. Третий человек, подобно второму, не мог, по обстоятельствам, укрепить свое тело; но южная, живая, страстная натура кроме занятий наукою и особенно искусством требовала практической деятельности. Не имея способов удовлетворить этим потребностям у себя дома, он часто уходит к чужим людям, предлагает им свои услуги, и нередко имя его блестит на чужбине славными подвигами, обширною, славною деятельностию – таков итальянский народ. Четвертый человек смотрит истомленным, но, как видно, он крепкого телосложения, способен к сильной деятельности, и, действительно, он вел долгую, ожесточенную борьбу за известные интересы, и никто в то время не считался храбрее и искуснее его. Борьба, в которую он страстно ушел весь, истощала его физические силы, а между тем интересы, за которые он боролся, ослабели, сменились другими для остальных людей; но он не запасся другими интересами, не привык ни к каким другим занятиям; истомленный и праздный, он погрузился в долгий покой, по временам судорожно обнаруживая свое существование, беспокойно прислушиваясь к призывам нового и в то же время оттягиваясь закоренелыми привычками к старому, – это народ испанский.

Но больше всех этих четырех членов нашего общества обращает на себя внимание пятый, ибо никто из них не одарен такими средствами и не употребляет таких усилий для возбуждения к себе всеобщего внимания, как он. Энергический, страстный, быстро воспламеняющийся, способный к скорым переходам от одной крайности к другой, он употребил всю энергию на то, чтоб играть видную роль в обществе, приковывать к себе взоры всех. Никто больше и лучше его не говорит; он выработал себе такой легкий, такой удобный язык, что все принялись усваивать его себе, как язык более других общественный. У него такая представительная наружность, он так прекрасно одет, у него такие прекрасные манеры, что все невольно смотрят на него, перенимают у него и платье, и прическу, и обращение. Он весь ушел во внешность; дома ему не живется; долго, внимательно заниматься своими домашними делами он не в состоянии; начнет их улаживать – наделает множество промахов, побурлит, побушует, как выпущенный на свободу ребенок, устанет, потеряет из виду цель, к которой начал стремиться, и, как ребенок, даст себя вести кому-нибудь. Но зато никто так чутко не прислушивается, так зорко не приглядывается ко всему, что делается в обществе, у других. Чуть где шум, движение – он уже тут; поднимется где какое-нибудь знамя –- он первый несет это знамя; выскажется какая-нибудь идея – он первый усвоит ее, обобщит и понесет всюду, приглашая всех усвоить ее; впереди других в общем деле, в общем движении, вожак, застрельщик и в крестовом походе, и в революции, опора католицизма и неверия, увлекающийся и увлекающий, легкомысленный, непостоянный, часто отвратительный в своих увлечениях, способный возбуждать к себе сильную любовь и сильную ненависть – страшный народ французский!

Среди угловатого и занятого постоянно своим делом англичанина, ученого, трудолюбивого, но вовсе не привлекательного немца, живого, но неряшливого, разбросавшегося итальянца, молчаливого, полусонного испанца – француз движется неутомимо, говорит без умолку, говорит громко и хорошо, хотя и сильно хвастает, толкает, будит, никому не дает покоя; другие начнут борьбу нехотя, по нужде – француз бросается в борьбу из любви к борьбе, из любви к славе;, все соседи его боятся, все с напряженным вниманием следят, что он делает. Иногда кажется, что он угомонился, истомленный внешнею борьбой, занялся своими домашними делами; но эти домашние занятия непродолжительны, и неугомонный народ опять является на первом плане и опять волнует всю Европу. Всюду играть самую видную роль, овладевать всеобщим вниманием, приковывать к себе взоры всех, производить самое сильное впечатление – главная цель француза: отсюда – стремление к внешности, к изяществу в манерах, одежде, языке, мастерство показать себя и свой товар лицом, отсюда театральное мастерство – мастерство играть роль, соответствующую положению. И вот Людовик XIV, истый француз, умеет с неподражаемым искусством разыгрывать роль короля. Прельщенные этою мастерскою игрой, другие государи тщетно стараются подражать великому королю; но никто не в состоянии так наслаждаться мастерскою игрой, мастерскою постановкою пьесы, в таком восторге рукоплескать великому актеру, как сами французы, знатоки и мастера дела. Людовик XIV, полный представитель своего народа, явился в глазах последнего великим королем; блеску и славы было много, Франции дано было первое место, и славолюбивейший, страстный к блеску народ не мог оставаться неблагодарным к Людовику, точно так же как столетие спустя остался прикованным к имени человека, покрывшего славою Францию, хотя исход деятельности того и другого вовсе не соответствовал началу.

Фуке и Кольбер

Принявши правление с твердым решением никогда не выпускать его из рук, заставлять все относиться к себе, Людовик XIV должен был прежде всего встретиться с явлением, от которого, как он хорошо должен был помнить, пошла Фронда, – с страшным финансовым расстройством, с крайне печальным состоянием податного сословия. Земледельцы страдали от тяжести податей, простиравшихся в 1660 году до 90 миллионов, но не все эти деньги поступали в казну вследствие больших недоимок; у крестьянина, не могшего заплатить подати, брали все и, наконец, кидали его самого в тюрьму, где сотни несчастных погибали от дурного содержания; купцы и промышленники жаловались на высокие пошлины, которыми были обложены вывозимые и ввозимые товары. Главноуправляющим финансами был Николай Фуке, человек блестящий и способный обмануть неопытного своими познаниями и способностями, но в сущности человек вовсе не серьезный, внимание которого обращено было не на то, чтоб улучшить финансы улучшением положения податных людей, но чтобы пользоваться доходами для удержания своего выгодного места. Мазарини поддерживал его как человека, который умел доставать деньги по первому требованию министра, а как Фуке доставал деньги, до этого Мазарини не было никакого дела. Но кроме первого министра Фуке старался на казенные деньги купить себе расположение и подпору всех влиятельных людей: считали, что он ежегодно раздаривал до четырех миллионов. Фуке думал обольстить и короля блестящими проектами, но Мазарини завещал Людовику другого человека, понадежнее Фуке: это был Жан Батист Кольбер.

Кольбер был сын реймского купца (родился в 1619 году) и получил первоначальное образование, какое тогда считалось достаточным для купеческих детей; по-латыни выучился он 50-ти лет, когда уже был министром; не имея времени заниматься дома латынью, он брал учителя с собою в карету и учился дорогою. Он скоро бросил торговлю и сделался юристом, потом занялся финансами и был представлен Мазарини министром Летеллье. Мазарини взял его к себе в управляющие, поручил ему все свои частные дела, но нередко употреблял его и в делах государственных. Опираясь на доверие кардинала, Кольбер решился начать борьбу с страшным Фуке, который, чтоб сокрушить противника и его покровителя, решился привести в движение все свои громадные средства, прибегнуть, если бы понадобилось, и к новой Фронде, но в это самое время Мазарини умирает. Фуке вздохнул свободно, но, говорят, что Мазарини, умирая, сказал королю: «Государь! Я всем вам обязан, но я рассчитываюсь с вашим величеством, оставляя вам Кольбера».

Людовик, нисколько не лишая, по-видимому, Фуке своего доверия, приблизил к себе и Кольбера, который каждый вечер доказывал ему неверность докладов, подаваемых Фуке по утрам. Король решился отделаться от Фуке, но должен был долго хитрить, притворяться, приготавливаться: так был страшен главноуправляющий финансами! Наконец во время путешествия Людовика в Бретань Фуке, сопровождавший короля, был арестован в Нанте и отвезен в замок Анжер. Людовик объявил, что принимает на себя управление финансами при помощи совета, составленного из людей честных и способных; председателем совета по имени был назначен маршал Вилльруа, делал же все Кольбер под скромным званием управляющего (intendant); только в 1669 году он получил звание статс-секретаря с департаментом, в котором соединялись разнообразные ведомства: морское, торговли и колоний, управление Парижем, церковные дела и т. д. Знаменитые деятели обладают обыкновенно историческим смыслом, умеют соединять настоящее с прошедшим, соединять свою деятельность с деятельностью славных предшественников: так и Кольбер изучал деятельность Ришелье и питал глубокое уважение к знаменитому кардиналу. В совете при рассуждении о важных делах он всегда обращался к памяти Ришелье, и Людовик подсмеивался над этою привычкою Кольбера: «Ну вот сейчас Кольбер начнет: «Государь! Этот великий кардинал Ришелье и проч.».

Вскоре после ареста Фуке король учредил следственную комиссию для открытия всех злоупотреблений, вкравшихся в финансовое управление с 1635 года. В указе об учреждении комиссии говорилось, что финансовые беспорядки, как удостоверился король, были причиною всех бедствий народа, тогда как небольшое число лиц незаконными путями нажило быстро громадные состояния, почему король решился строго наказать хищников, истощавших финансы и разоривших провинции. Шестая часть штрафов назначена доносчикам. Люди, участвовавшие в прежнем финансовом управлении, предложили 20 миллионов, чтобы только не начинали следствия; вопреки мнению нового финансового совета Людовик не согласился на эту сделку и приобрел большую популярность в низших слоях народонаселения. В церквах читались увещания: требовалось от всех верных, чтоб они под страхом отлучения доносили о финансовых злоупотреблениях. Между тем начали процесс Фуке: в бумагах его захвачена была не только политическая и любовная переписка, выставившая в невыгодном свете столько знатных мужчин и женщин, но и план открытого возмущения, относившийся к 1657 году, когда он ждал ареста от Мазарини.

Людовик, который благодаря впечатлениям Фронды приходил в болезненное состояние при слове «возмущение», был страшно раздражен и принял слишком большое для короля участие в следственном деле; притом молодые силы впервые расправились в борьбе; Людовику приятно было показать свою власть, свое неумолимое правосудие и вместе показать народу, что чего не умели сделать восстанием против власти, то сделает власть и освободит народ от людей, съедавших его достояние. Фуке нашел многочисленных защитников: за него было судебное сословие, ревнивое к своей независимости и понявшее направление молодого короля; за него были придворные, привыкшие к щедрости Фуке и боявшиеся скупости Кольбера; за него были люди, им облагодетельствованные, потому что его щедрость не всегда имела корыстные побуждения; за него были литераторы, художники, женщины, начиная с королевы-матери; за него были Тюрень и Конде; наконец, многим из тех, которые сначала восхищались строгими мерами короля, стало жаль Фуке, доброго, симпатичного Фуке, в характере которого не было черт, особенно оскорбляющих – скупости, надменности, достоинства и недостатки которого были так национальны. Но это восстание за Фуке могло только заставить Людовика сильнее против него действовать.

Фуке перевели в Бастилию, пред которою уже повесили одного из его сообщников, и это не была единственная жертва страшной комиссии. Фуке ловко защищался пред судом, складывая всю вину на Мазарини. Наконец, дело решилось: суд приговорил Фуке к вечному изгнанию с конфискациею имущества, но король вместо смягчения наказания заменил изгнание вечным и тяжким заточением в крепости. Комиссия продолжала свое дело, и цена взысканий достигла громадной цифры – 135 миллионов.

Политика Людовика XIV

Правительство не ограничилось вскрытием и наказанием финансовых злоупотреблений. В отдаленных от правительственного центра провинциях землевладельцы, жившие в своих имениях, позволяли себе всякого рода насилие над подданными своими (sujets), застращенные или подкупленные судьи были на их стороне . В некоторых странах еще существовало крепостное право. В 1665 году назначена была в Клермоне комиссия с правом решать в последней инстанции все гражданские и уголовные дела, наказывать злоупотребления и проступки, уничтожать дурные обычаи . Страх напал на землевладельцев: одни бежали из Франции, другие скрывались в горах, некоторые начали задабривать крестьян, унижаться пред ними, и крестьяне подняли головы и не полагали границ своим притязаниям и надеждам; в одной местности крестьяне купили себе перчатки и думали, что не должны более работать и что король имеет в виду только их одних. Так как землевладельцы, особенно отличавшиеся своим насилием, скрылись из Франции, то 273 человека были осуждены заочно на смерть, на изгнание или на галеры, замки их были разрушены, имения конфискованы. Один из них, барон Сенега, был осужден за то, что вооруженною рукою собирал деньги с отдельных лиц и с общин, препятствовал сбору королевских доходов, требовал с крестьян неположенных работ, сломал церковь, чтоб воспользоваться материалом для своего дома, убил несколько людей; маркиз Канильяк держал у себя 12 разбойников, которых называл своими двенадцатью апостолами, и собирал с крестьян десять податей вместо одной. В том же году по плану Кольбера учрежден был совет юстиции, при открытии которого Кольбер обратился к Людовику XIV с увещанием ввести во всем королевстве одни законы, одну меру и один вес; но эта мера не была приведена в исполнение. Относительно юстиции при Людовике XIV замечательно смягчение наказаний для колдунов: в 1670 году руанский парламент захватил 34 колдуна и четверых осудил на смерть; королевский совет переменил смерть на изгнание; после смертная казнь была удержана только за святотатство, колдунов же предписано всюду наказывать изгнанием, причём жестоким наказанием грозило правительство тем людям, которые обманывали невежд и легковерных мнимыми магическими действиями.

Освободив народ от насилия сильных, хотели направить его к торговой и промышленной деятельности, поднять средства и благосостояние Франции в уровень с средствами и благосостоянием самых цветущих государств Европы, именно Голландии и Англии. В 1669 году издан был знаменитый указ о лесах и водяных сообщениях, восемь лет приготовлявшийся Кольбером в комиссии из 22 членов; означено было качество лесов и пространство, ими занимаемое, указаны меры для сохранения и умножения лесов, правила для рубки и продажи: все эти заботы имели главною целью сохранение материала для кораблестроения. Прорыты были Лангедокский канал для соединения Атлантического океана с Средиземным морем, канал Орлеанский – для соединения Луары с Сеною. Кольбер, как все государственные люди того времени, отправлялся от той мысли, что народы богатеют от торговли и мануфактурной промышленности, и потому задал себе задачу: восстановить упадшие и падающие отрасли промышленности, создать новые, всевозможные виды фабричной промышленности; образовать из купцов и промышленников сильную фалангу, покорную разумному направлению сверху, для обеспечения Франции промышленного торжества посредством порядка и единства деятельности, для получения самого прочного и самого красивого качества в товарах, а этого хотели достигнуть, предписывая работникам одинакие приемы, которые знатоки признали лучшими; отстранить фискальные препятствия, дать Франции надлежащее ей участие в морской всемирной торговле, дать ей возможность перевозить собственные произведения, тогда как до сих пор эта перевозка была в руках соседей, преимущественно голландцев; увеличить и усилить колонии, заставить их потреблять только произведения метрополии и сбывать свои произведения только в метрополию; для поддержания торгового могущества Франции создать военный флот в самых обширных размерах.

С этими целями учреждена была Вест-Индская компания, которой правительство уступило на сорок лет все французские владения в Америке и Африке, ибо вторая снабжала первую черными работниками; учреждена была также Ост-Индская компания с позволением утвердиться на Мадагаскаре, с которым соединяли блестящие надежды, называя его африканскою Франциею; надежды не осуществились, и французские колонии на острове скоро исчезли, но Ост-Индская компания удержалась. Вытребованы были у Порты новые преимущества для французов, и чрез это усилена левантская торговля. Чтоб иметь всегда хороших матросов для военных кораблей, Кольбер придумал такое средство: взяты были все матросы в целой Франции и разделены на три класса; один класс служил год на королевских кораблях, а два других года на купеческих, потом делал то же второй и третий класс, и наконец очередь возвращалась к первому классу служить на королевских кораблях и т. д.; под страхом жестоких наказаний запрещено было французам вступать в военную службу других государств. Для приготовления морских офицеров учреждена была компания гардемаринов (род морской военной школы). Спешили воспользоваться всеми успехами, сделанными в Англии и Голландии относительно кораблестроения, и старались превзойти соседей гигантскими размерами судов; в 1671 году число военных кораблей простиралось до 196. В 1664 году Франция была разделена на три больших торговых округа, и в каждом из них были ежегодные собрания из купеческих депутатов, выбранных по два от каждого приморского или торгового города: собрания имели целию рассмотреть состояние торговли и промышленности и донести о результатах своих наблюдений королю.

В 1664 году Людовик объявил намерение уничтожить зависимость своих подданных от иностранцев относительно мануфактурных произведений, и в следующем же году фабрики возникают со всех сторон. Тариф 1664 года увеличил вывозную пошлину с грубых материалов и удвоил пошлину с привозимых из-за границы мануфактурных произведений, чтоб дать французским фабрикантам дешевые сырые произведения и освободить их от соперничества произведений иностранных; пересмотрены были правила старых цехов, установлены новые цехи, указом определена была длина, ширина и доброта сукон и других шерстяных, шелковых и льняных тканей. Промышленность быстро процвела; толчок, данный энергическим правительством энергическому и даровитому народу, произвел сильное и благодетельное движение, несмотря на односторонность и лишнюю регламентацию. Современники, самые нерасположенные к Людовику XIV, не могли не отдать справедливости этому первому, кольберовскому периоду царствования: «Все процветало, все было богато: Кольбер высоко поднял финансы, морское дело, торговлю, промышленность, самую литературу». Ближайшие потомки по причинам, о которых будет речь после, отнеслись враждебно к деятельности Кольбера, но теперь, после спокойного изучения дела, признано, что целию кольберова управления было создать работающий народ; он говорил, что для него нет ничего драгоценнее в государстве человеческого труда.

Кольбер. Портрет работы К. Лефебра, 1666

«Науки служат одним из величайших украшений для государства, и обойтись без них нельзя», – сказал Ришелье; Кольбер не говорил ничего, не призвавши наперед имени знаменитого кардинала; неудивительно поэтому, что Людовик XIV считал науки и литературу вообще одним из величайших украшений для престола. Это украшение не нужно было создавать, как фабрики или флот: таланты были готовы, стоило только приблизить их к престолу, привести в непосредственную зависимость от него пенсиями, и в 1663 году был составлен первый список литераторских пенсий, в который внесено было 34 писателя; Корнель назван первым драматическим поэтом в свете, а Мольер – превосходным комическим поэтом. Король объявил себя покровителем академии и дал право ее членам приветствовать его в торжественных случаях «наравне с парламентом и другими высшими учреждениями». Академия надписей и литературы получила в это время свое начало в виде придворного учреждения: Кольбер образовал подле себя совет из знающих людей, которые должны были сочинять надписи для памятников, медалей, задавать задачи артистам, сочинять планы для празднеств и их описания, наконец, заниматься составлением истории настоящего царствования. В 1666 году основана Академия наук, хотя в этом отношении Англия предупредила, потому что здесь еще в 1662 году основано такое же учреждение, знаменитое Королевское общество. Академия живописи и скульптур, основанная при Мазариии, получила новый устав; академия архитектуры основана в 1671 году.

В следующем году устроена обсерватория. Королевские благодеяния не ограничились одними французскими писателями; французские посланники при иностранных дворах должны были доставить своему двору сведения о писателях, пользующихся наибольшим почетом, и одни из них привлечены во Францию предложением выгодных должностей, как знаменитые астрономы голландец Гюйгенс, итальянец Кассини, датчанин Ремер; другие получили пенсии, некоторые временные подарки, иные пошли в тайные агенты французской дипломатии; данцигский астроном Гевелий потерял свою библиотеку от пожара: Людовик XIV подарил ему новую, и вот по всей Европе раздались хвалебные гимны в честь французского короля; двенадцать панегириков ему было произнесено в 12 городах итальянских.

Французская литература эпохи Людовика XIV

Разработка источников французской истории, начатая прежде при Ришелье, получила теперь новое оживление. Стефан Балюз, библиотекарь Кольбера, издает и объясняет множество важных исторических актов; самый замечательный его труд – это сборник законодательных памятников времени франкских королей («Capitularia regum Francorum», 1677); в 1667 году начинается громадная деятельность монаха Мабильона, знаменитого изданием памятников и установлением правил, как поверять достоверность исторических источников. Карл Дюфрен Дюканж в 1678 году издал «Словарь средневековой латыни», необходимый для понимания памятников этого времени, потом издал словарь и средневекового греческого языка. Истории еще нет; для нее только приготавливаются материалы, но некоторые вопросы, особенно раздражающие любопытство, уже начинают исследоваться, и здесь, разумеется, слышен еще только лепет младенчествующей науки, не имеющей средств освободиться от разных посторонних влияний, и прежде всего от ложно понимаемого национального чувства. Начали с вопроса о происхождении народа. Как у нас в России при младенческом состоянии исторической науки национальное чувство никак не позволяло принять ясного свидетельства летописца о скандинавском происхождении варягов-руси и заставляло всеми неправдами толковать это свидетельство в пользу славянского происхождения, так и во Франции в описываемое время исследователи никак не хотели признать франков враждебными немцами, завоевавшими Галлию, но старались доказать, что франки были галльскою колониею, поселившеюся в Германии и потом возвратившеюся в прежнее отечество. Поддержкою Кольбера пользовался и знаменитый Гербело, собравший в лексиконной форме множество исследований по истории и литературе магометанского Востока (Восточная библиотека, Bybliotheque orintale).

Но гораздо сильнее, чем пенсии иностранным и своим литераторам и ученым, гораздо сильнее, чем означенные труды, славе Людовика XIV и распространению французского влияния в Европе содействовало образование французского языка и обогащение его литературными произведениями. В эпоху Возрождения необразовавшийся еще французский язык и молодая народная французская литература должны были подвергнуться сильному напору чуждых элементов; под их влиянием язык быстро изменялся. Монтень говорил о своих опытах: «Я пишу книгу для малого числа людей, для малого числа годов: чтобы сделать ее более долговечною, следовало бы написать ее на языке более твердом. Смотря на беспрерывное изменение, которому подвергался наш язык до сих пор, кто может надеяться, что в настоящем своем виде он продержится еще 50 лет? На моей памяти он изменился наполовину». Такая анархия вызвала потребность в правилах: явилось множество грамматик, рассуждений об орфографии, произношении, происхождении языка. Началась сильная борьба между приверженцами той или другой системы: одни утверждали, что надобно писать, как говорят (tete, onete, oneur), другие требовали удержания прежнего правописания (teste, honneste, honneur); противники не щадили бранных выражений, называли друг друга ослами и кабанами; некоторые предлагали доделать язык, дать ему формы, которых, по их мнению, ему недоставало (например, сравнительную степень: belieur, grandieur, и превосходную: belissime, grandissime). С одной стороны, ученые и учащиеся подчинялись влиянию латыни; с другой стороны, обнаруживал сильное влияние язык итальянский вследствие богатства своей литературы, вследствие первенствующего значения, какое имела Италия в эпоху Возрождения, наконец, вследствие моды, господствовавшей при французском дворе.

Молодая французская литература никла под тяжестью этих двух влияний; бедная крестьяночка, по выражению одного писателя, не знала куда деваться в присутствии знатных разряженных дам. Но гордость народная не вынесла унижения, патриоты поднялись против чуждых влияний, обезоруживающих язык, началась борьба, и застрельщицей выступила насмешка, сатира. Еще Рабле подсмеялся над студентом, который искажал свою речь латынью. «Что болтает этот дурак? – говорит Пантагрюэль. – Мне кажется, что он кует какой-то дьявольский язык». «Государь, – отвечает ему один из служителей, – этот молодец считает себя великим оратором именно потому, что презирает обыкновенный французский язык». Труднее было насмешке сладить с итальянским влиянием, потому что оно поддерживалось модою, проводилось женщинами, двором; это было влияние живого языка, живой блестящей литературы, высоко развившегося искусства. Когда осьмидесятилетний Леонард да Винчи явился при дворе Франциска I, то восторг французского общества не знал пределов. С прибытием Екатерины Медичи итальянское влияние стало господствующим при дворе и отсюда проникло и в другие слои общества; французская речь самым смешным образом запестрела итальянскими словами, вносимыми в нее без всякой нужды. Но скоро сатира начала бичевать и эту нелепость, причем особенно сильно ратовал Ганри Этьен («Dialogue du francais italianise»). Эта борьба французской сатиры с итальянским влиянием любопытна для нас еще тем, что напоминает борьбу русской сатиры, борьбу наших Сумароковых, Фонвизиных и Грибоедовых с французским влиянием; приемы французских и русских сатириков одни и те же.

Французские сатирики-патриоты восторжествовали над чуждым влиянием, отстояли свой язык, который стал образовываться, определяться и, в свою очередь, стал стремиться к господству в Европе, благодаря преимущественно знаменитым писателям, которые сообщили ему особенное изящество в своих произведениях. Время было самое благоприятное: Европа стремилась к окончательному определению своих форм жизни, стремилась образовать ряд крепких, самостоятельных народностей, которые, однако, должны были жить общею жизнью; самостоятельность народов, политическая и духовная, требовала развития отдельных народных языков и литератур; но общая жизнь европейских народов требовала также общего языка для международных и ученых сношений. До сих пор для этого употреблялся язык латинский; но потребности нового общества, новые понятия и отношения требовали и языка нового, живого, тем более что люди эпохи Возрождения насмеялись над средневековою латынью, которая все-таки была порождением новых, живых потребностей. Объявивши средневековую латынь явлением безобразным, ученые обратились к цицероновской латыни; на короткое время можно было поработить ей народы еще молодые, с языками и литературами новорожденными; но эти народы начали расти не по дням, а по часам, и скоро узки им стали пеленки речи чуждой, речи народа отжившего, имевшего свой особый строй понятий, непригодный для новых народов.

Таким образом, латинский язык не мог служить более языком, общим для европейских народов; нужен был язык современный, живой. Время языков итальянского и испанского прошло; литературная деятельность народов, ими говоривших, прекратилась, политическое значение ослабело, а между тем Франция выступила на первый план; на французском языке говорил представитель самого сильного государства в Европе, на этом языке говорили при самом блестящем европейском дворе, которому стремились подражать другие дворы, и главное – этот язык окончательно сформировался, отличался легкостию, доступностию, ясностию, точностию, изяществом, которые дал ему целый ряд знаменитых писателей.

Мольер

Из этих писателей мы остановимся только на тех, сочинения которых уясняют состояние современного им общества, – прежде всего остановимся на Мольере. Галлы, по словам Катона, страстно любили сражаться и острить; французы наследовали эти две страсти от предков, и ни одно крупное явление в их общественной жизни не проходило без того, чтобы они не подметили в нем такой стороны, которая дала бы пищу их остроумию. Новорожденная французская поэзия подле любовной песенки (chanson) представляла сатирическую (sirvente). Сильным нападкам сатиры подверглось духовенство: насмешка находит обильную пищу, когда люди ведут себя несоответственно своему возрасту, полу, званию, – следовательно, обильную пищу находили в средние века сочинители французских народных песен в поведении тогдашнего духовенства, вовсе не соответствовавшем христианскому учению, ибо духовенство, по словам песен, «всегда желало брать, ничего не давая, покупать, ничего не продавая». Сатира защищала в народе дело Филиппа Красивого против папы и тамплиеров; она громила папские претензии при Карле V; она громко смеялась над великим расколом в Западной Церкви, когда несколько пап спорили за престол святого Петра. «Когда же кончится этот спор?» – спрашивала сатира и отвечала: «Когда не будет больше денег». Она не щадила вооруженной силы, подмечая в ней хвастовство и буйство вместо храбрости; не щадила новой денежной силы, которая начала соперничать с силою меча. Сатира нашла себе самое широкое поприще на театральных подмостках: сюда выводила она все сословия, все классы общества и за свою смелость и цинизм часто подвергалась сильным преследованиям; кроме того, в эпоху Возрождения ей был нанесен удар стремлением подражать античной комедии: здесь бедная крестьяночка должна была уступить знатной барыне. Но холодные подражания латинской, а потом испанской комедии не могли долго продержаться на сцене; французское общество требовало живой народной комедии, и для удовлетворения этой общественной потребности явился Мольер.

Мольер был дитя народа: сын обойщика, долго странствующий актер, он стал известен комедиею «Precieuses ridicules» (1659), где насмеялся над искусственностию, чопорностию, донкихотством в чувствах, отношениях и языке; комедия эта имела важное значение как протест против ложного, неестественного, ходульного во имя истины, простоты и жизни. Мольер приобрел себе покровителя в знаменитом Фуке; но падение Фуке не повредило ему: он успел приобрести благосклонность самого Людовика XIV. Понятно, что положение комического поэта в царствование Людовика было очень затруднительно: он должен был ограничиться изображением общечеловеческих слабостей, слабых же сторон современного французского общества он мог касаться очень осторожно, и только таких слабостей, над которыми было угодно посмеяться королю. Людовик XIV позволил Мольеру выводить на сцену маркизов в смешном виде, потому что король не был охотник до людей, думавших, что они имеют значение помимо его. Но опасность была для Мольера не со стороны одного короля: это обнаружилось, когда он поставил на сцену «Тартюфа», в котором представил святошу, позволяющего себе разные гнусности. Поднялась буря: архиепископ парижский издает послание против комедии; первый президент парламента запрещает ее представление в Париже; знаменитый проповедник Бурдалу громит ее с церковной кафедры; Людовик испуган, колеблется, позволяет, запрещает, наконец снова разрешает представление комедии.

«Вот комедия, – говорит сам Мольер о «Тартюфе», – которая наделала много шума, которая долго была преследуема, илюди, в ней представленные, доказали, что они могущественнее во Франции всех тех, которых я представлял до сих пор. Маркизы, precieuses, рогоносцы и медики спокойно сносили, что их вывели на сцену, и показывали вид, что вместе со всеми забавляются своим изображением. Но лицемеры разгневались и нашли странным, как я осмелился представить их гримасы и насмеяться над промыслом, которым столько порядочных людей занимаются. Это – преступление, которого они не могли мне простить, и вооружились против моей комедии с страшным бешенством. Следуя своей похвальной привычке, они прикрыли свои интересы интересами Божиими, и «Тартюф», по их словам, оскорбляет благочестие; пьеса с начала до конца наполнена нечестием, и все в ней достойно огня. Я бы не обратил внимания на их слова, если б они не постарались вооружить против меня людей, которых я уважаю, привлечь на свою сторону людей действительно благонамеренных. Если бы взяли труд рассмотреть добросовестно мою комедию, то, без сомнения, нашли бы, что мои намерения невинны и что в ней нет насмешек над тем, что достойно уважения. Эти господа внушают, что нельзя в театре говорить о подобных вещах; но я их спрашиваю: на чем они основывают такое прекрасное правило? Если цель комедии – исправлять людские пороки, то я не вижу причины, почему между пороками должны быть привилегированные; а порок, о котором идет речь, вредит государству более, чем всякий другой. Меня упрекают, что я вложил благочестивые слова в уста моего лицемера; но разве я мог без этого верно представить характер лицемера? – Но, говорят, он в четвертом акте проповедует гибельное учение: но разве это учение содержит в себе что-нибудь новое?»

Во втором обращении к королю по поводу «Тартюфа» Мольер высказывается откровеннее о причинах, поднявших бурю: «Напрасно я поставил комедию под названием «Лицемера» и переодел действующее лицо в платье светского человека, напрасно я надел на него маленькую шляпу, длинный парик, шпагу и кружева по всему платью; напрасно исключил я старательно все то, что могло бы дать хотя тень предлога к придирке знаменитым оригиналам портрета, мною нарисованного: все это ни к чему не послужило». В этих словах объяснение всего дела: «Тартюф» есть продолжение старинных сатирических песенок и театральных представлений, осмеивавших духовенство, недостойные члены которого необходимо являлись лицемерами. Мольер боялся одного – оскорбить «деликатность души королевской относительно предметов религиозных», как сам выражается, и потому переодел своего аббата в светское платье; но маска была надета не очень плотно: все догадались, в чем дело, и заинтересованные подняли шум, тем более сильный, что Мольер был известен как воспитанник Гассанди, как член небольшого общества новых эпикурейцев, которые стремление к наслаждению соединяли с неверием, знали, следовательно, что Мольер осмеивал лицемерие вовсе не в видах нравственности и религии, вовсе не хотел выставить в «Тартюфе» атеиста, надевшего маску религиозности, а просто хотел посмеяться над своими врагами, сказавши им: вы не лучше нас, у вас такие же страсти и стремления удовлетворять им, вы еще хуже нас, но свои дурные дела делаете втихомолку, а кричите против нас во имя требований вашей религии.

Мольер победил в борьбе, потому что если враги его, оригиналы портрета, начертанного им в «Тартюфе», пользовались деликатностию души королевской относительно предметов религиозных, то он нашел еще более чувствительную сторону в душе королевской, чтобы побудить Людовика XIV снять запрещение с комедии. В конце ее говорится: «Успокойтесь: мы живем под государем – врагом неправды, под государем, которого очи проникают в глубину сердец, которого не может обмануть все искусство лицемеров».

Мольер имел полное право говорить, что порок, выведенный им в «Тартюфе», вредит государству более, чем всякий другой. Действительно, человек замаскированный есть самый опасный член общества, которое для правильности всех своих отношений и отправлений требует правды, открытости. Но добросовестный писатель должен касаться лицемерия с большою осторожностию, ибо часто принимается за лицемерие совершенно другое. Есть люди с высшими стремлениями, послушные призыву религии, старающиеся сообразовать свои поступки с ее требованиями, и вот эти люди как люди не всегда выходят победителями в борьбе с искушениями, падают; они несчастны от сознания своего падения и при этом имеют еще слабость всеми средствами скрывать это падение от других; но когда скрыть его не могут, то со всех сторон раздаются крики: лицемер! обманщик! фарисей! Крики раздаются тем громче, что толпа людей мелких рада падению человека, выходившего из ряду; нравственное превосходство его кололо ее, и она теперь с торжеством заявляет, что и этот человек такой же, как и все, а только притворялся лучшим, святошею – из корыстных целей. В человеке чистые побуждения бывают так переплетены с нечистыми, что сам он с большим трудом может различить их и определить долю участия тех или других в известном поступке; отсюда – частые ошибки поэтов и историков в представлении характеров, – ошибки, состоящие в стремлении дать единство побуждениям, окрасить действующее лицо одною краскою: это гораздо легче, проще, но истина при этом страдает, и высокая цель искусства – сказать нам правду о человеке – не достигается.

Но в то время, когда во Франции столько даровитых людей устремились высказать правду о человеке самым наглядным образом, выставляя человека действующим пред глазами зрителей, причем явилась необходимость соединения двух искусств: искусства авторского и искусства сценического, в то самое время явился сильный протест против этого наглядного способа высказывания правды о человеке – против театра. Протест последовал во имя религии и со стороны католического духовенства, и со стороны янсенистов. Янсенист Николь высказался так: «Комедия, говорят ее защитники, есть представление действий и слов – что ж тут дурного? Но есть средство предохранить себя от всякого заблуждения на этот счет – это рассматривать комедию не в химерической теории, но на практике, в исполнении которой мы бываем свидетелями. Надобно обратиться к тому, какую жизнь ведет актер, какое содержание и цель наших комедий, какое влияние производят они на тех, которые их представляют, и на тех, которые присутствуют при их представлении, и потом исследовать, имеет ли все это какое-нибудь отношение к жизни и чувствам истинного христианина. Зрелище не может обойтись без артиста; чувства обыкновенные и умеренные не поразят; таким образом, чувства не только обольщены внешностью, но душа подвергается нападениям со всех чувствительных сторон».

Разумеется, мы не можем согласиться с суровым янсенистом в том, что верное изображение человека с его страстями может действовать развращающим образом на человека; но, с другой стороны, мы не можем не признать, что в его словах есть значительная доля правды: так, он имел полное право указать на безнравственную жизнь актеров, которые бывали вместе и сочинителями пьес; можно ли было ожидать, чтобы такие люди имели в виду нравственные цели? Противники театра особенно могли указать на то, что театр сделал с женщинами, которые посвящали себя ему, – в каком виде явился этот образчик женского труда, женской общественной деятельности? Противники театра имели право утверждать, что высокое значение театра держится только в теории, а на практике театр служит забавою для толпы, и забавою часто безнравственною, особенно в комедии, где старались понравиться толпе циническими выходками, от которых и Мольер вовсе не был свободен.

Янсенист Николь, мнение которого о театре мы привели, принадлежит к числу так называемых моралистов, проницательных наблюдателей над явлениями мира внутреннего и внешнего, изложивших выводы из своих наблюдений в форме кратких заметок мыслей или правил. Выводы Николя, как и выводы Паскаля, проникнуты религиозно-нравственным взглядом; он указывает на несовершенство явлений внутреннего и внешнего мира, но вместе с тем успокаивает и возвышает душу указанием на высшее, религиозное стремление. Но между французскими моралистами описываемого времени есть один, отличающийся тонкостью в наблюдениях и часто верностию в выводах и вместе с тем оставляющий в душе читателя самое безотрадное впечатление, потому что у него выставляется в человеке только одна темная сторона, а для всего хорошего, возвышенного выискиваются дурные, мелкие, своекорыстные побуждения; вы слышите хохот демона над тем, что человек привык любить и уважать; автор «ничего во всей природе благословить не хочет».

Ларошфуко

Этот автор есть знаменитый герцог Ларошфуко, принимавший деятельное участие в движениях Фронды. Из этих движений, кончившихся ничем, из этого раздражения без удовлетворения Ларошфуко вынес истомленную душу, исполненную неверия в нравственное достоинство человека; все люди являлись ему в виде героев Фронды: «Когда великие люди падают под бременем несчастий, то открывается нам, что мы переносим эти несчастия только благодаря силе своего самолюбия, а не благодаря силе своего духа и что, исключая великое тщеславие, герои сделаны из такой же глины, как и остальные люди. Презрение к богатству было у философов тайным желанием отомстить за свои достоинства несправедливой судьбе презрением тех благ, которых она их лишила. Ненависть к фаворитам есть не иное что, как любовь к фавору; люди, не добившиеся фавора, утешают себя презрением к тем, которые его добились. Любовь к правосудию в большинстве людей есть не иное что, как боязнь потерпеть несправедливость; то, что люди называют дружбою, есть уважение к интересам друг друга, мена услуг, общение, при котором самолюбие имеет всегда в виду что-нибудь выиграть. Люди не жили бы долго в обществе, если бы не обманывали друг друга. Старики любят давать хорошие наставления, чтоб утешить себя в невозможности давать дурные примеры. Постоянство в любви есть всегдашнее непостоянство: сердце постепенно привязывается то к одному, то к другому качеству особы, и выходит, что постоянство есть непостоянство, которое вращается в одном и том же предмете. Добродетель не шла бы так далеко, если бы тщеславие ее не сопровождало. Великодушие презирает все, чтоб иметь все. Отчего любовники и любовницы не скучают быть вместе? Оттого, что постоянно говорят друг о друге». Презрение к нравственному достоинству человека вело естественно к материализму, и Ларошфуко утверждает между прочим, что «сила и слабость духа суть выражение неправильное: в сущности это хорошее или дурное расположение органов тела»; или: «все страсти суть не иное что, как различные степени теплоты крови».

Боссюэ

Таким образом, сын Фронды Ларошфуко является продолжателем того темного направления, которому янсенизм со своими Паскалями и Николями был противодействием . Но янсенизм был явлением опальным из Западной Церкви, которая в описываемое время выставила во Франции более правоверного представителя в знаменитом Боссюэ. В самый разгар Фронды, когда в гостиных и на улицах раздавались громкие крики против верховной власти, молодой духовный говорил сильную проповедь на текст « Бога бойтеся, царя чтите». Этот молодой духовный был Боссюэ. Фронда стихла, истомленное ею общество вызывало крепкую власть, и Боссюэ является подле Людовика XIV с тем же текстом, который развивает не в одной проповеди, но проводит чрез целый ряд сочинений, носящих печать сильного таланта и потому имеющих сильное влияние на общество. Людовик XIV не хочет ограничиться только своим временем, не хочет воспользоваться только известным расположением общества, чтобы на деле усилить свою власть, устранить здесь и там разные препятствия для нее: в ранней молодости своей он был свидетелем сильного волнения, был свидетелем, как власть колебалась, преклонялась пред народными требованиями, слышал зловещее слово «республика», а с той стороны пролива приходили страшные вести, что трон низвержен и король погиб на плахе; Людовик XIV в молодости пережил страшное время, страшную борьбу, пережил внимательным зрителем, сильно заинтересованным участником; чувство и мысль его были напряжены; он видел близко опасность и знал, что для борьбы с нею недовольно одной материальной силы, недовольно тех субсидий, которые он давал английским королям для противодействия либеральным стремлениям по ту сторону пролива, – Людовик искал других средств, хотел составить для себя и для потомков своих правила, теорию, науку и противопоставить это учение другому, которое шло с опасного острова.

Теория Людовика XIV, составившаяся под впечатлениями английской революции и французской Фронды, вторит английским охранительным теориям, которые явились вследствие стремления противодействовать революционным движениям. Вот основания этой теории: «Франция есть государство монархическое в полном смысле этого слова. Король представляет здесь всю нацию, и каждый частный человек представляет только самого себя пред королем, следовательно, вся власть находится в руках короля и не может быть никаких других властей, кроме установленных им. Нация во Франции не составляет отдельного тела: она пребывает вся в особе короля. Все, что находится в нашем государстве, принадлежит нам бесспорно. Деньги, которые находятся в нашей казне и которые мы оставляем в торговле наших подданных, должны быть одинаково ими оберегаемы. Короли суть полновластные господа и распоряжаются неограниченно всеми имуществами, которые находятся во владении как духовных, так и светских людей, смотря по надобности».

Боссюэ подкрепляет эту теорию. «Закон, – говорит он, – есть вначале условие или торжественный договор, в котором люди, по соизволению государей, определяли, что необходимо для образования общества. Это не значит, что сила законов зависит от согласия народов, но значит только, что государю помогают самые мудрые люди из народа. Первая власть есть власть отеческая в каждом семействе; потом семейства соединились в обществе под властью государей, которые заменили им отцов. Вначале было множество маленьких владений; завоеватели нарушили это согласие народов. Монархия есть форма правления самая обыкновенная, самая древняя и самая естественная. Из всех монархий лучшая наследственная. Что касается других форм правления, то вообще государство должно оставаться при той форме, к которой привыкло. Кто намеревается разрушить законность форм правления, каковы бы они ни были, есть не только общественный враг, но и враг Божий. Власть государева неограниченна. Государь в своих приказаниях не должен отдавать отчета никому. Государи – от Бога и участвуют, в некотором смысле, в божественной независимости. Против власти государя нет другого средства, кроме той же власти государя. Государи, впрочем, не освобождены от повиновения законам (по праву, на самом же деле никто не может принудить их повиноваться закону). Власть государя подчинена разуму. Подданный может ослушаться государя только в одном случае: когда государь приказывает что-нибудь против Бога (но и в этом случае сопротивление должно быть страдательное). Подданные обязаны платить дань государю (т. е. согласие народа не нужно для взимания податей). Государь должен употреблять свою власть для истребления в своих владениях ложных религий. В нечестивом заблуждении находятся те, которые отвергают право государя употреблять принудительные меры в деле религии на том основании, что религия должна быть свободна».

Портрет Боссюэ. Художник Г. Риго, 1702

Людовик XIV сначала не шел так далеко в этом отношении, как Боссюэ; около 1670 года он писал: «Мне кажется, что люди, желавшие употреблять насильственные меры против протестантизма, не понимали свойства этого зла, произведенного отчасти умственною горячкою, которой надобно дать пройти нечувствительно, а не поджигать сильным противодействием, бесполезным в том случае, когда язва не ограничивается известным числом людей, но распространена по всему государству. Лучшее средство уменьшить мало-помалу число гугенотов во Франции – это не отягощать их никакою новою строгостию, соблюдать права, данные им моими предшественниками, но не уступать им ничего более и самое соблюдение дарованных прав ограничить возможно узкими пределами, которые предписываются правосудием и приличием. Что касается милостей, зависящих от меня одного, то я решил не давать им никакой: пусть им приходит от времени до времени на ум, согласно ли с рассудком добровольно лишаться выгод. Я решился также наградами привлекать тех, которые окажутся покорными, воодушевлять, по возможности, епископов, чтоб они заботились об их обращении; назначать на духовные места только людей испытанного благочестия, трудолюбия, знания, способных своим поведением уничтожить в Церкви те беспорядки, которые произошли вследствие недостойного поведения их предшественников».

Людовик старался вначале употреблять сильные меры против протестантизма, потому что эта язва была распространена по всему государству; но была другая язва, ограниченная небольшим числом людей, с которою поэтому не нужно было церемониться, то был янсенизм. Гугенотская ересь была ересь старая; Людовик не был виноват в том, что предшественники его надавали ей прав; но янсенизм была ересь рождающаяся, по выражению Людовика; обязанность короля состояла в том, чтоб истребить ее в зародыше; папа и король приказывали еретикам опомниться, но они не слушались. Но если у янсенистов были сильные враги, то были и сильные покровители, которые желали путем мирных соглашений удержать при католической Церкви даровитых и энергических борцов. Еретик-янсенист Николь ревностно защищал против протестантов догмат пресуществления.

Печальные результаты движения на покатом пути отрицания, движения, начавшегося с лютеровой реформы, тревожили все более и более протестантов, желавших остаться христианами, но не чувствовавших под собою твердой почвы, а тут выступает Боссюэ со своим «Изложением католической веры», написанным с большим талантом и умеренностью. «Можно, – говорит Боссюэ, – сохранить последовательность, установить единство в плане учения, когда или совершенно предаются вере, как католики, или совершенно предаются разуму человеческому, как неверующие; но когда хотят смешивать то и другое, то приходят к мнениям, противоречия которых указывают на явную фальшивость дела». Протестантов поражала умеренность, с какою было написано «Изложение католической веры». «Это не папское учение, – кричали пасторы, – папа не утвердит его». Но папа имел благоразумие утвердить. Протестанты начали обращаться в католицизм; сильное впечатление было произведено обращением Тюренна, между гугенотами уже почти не было людей из знатных фамилий.

В некоторых местах Оверни землевладельцы претендовали еще на jus primae noctis, и новобрачные должны были откупаться

В память Grands-Jours была выбита медаль с надписью: Provinciae ab injuriis potentiorum vindicatae: Провинции, освобожденные от насилия сильных.

Людовик взошёл на трон, будучи 4-летним мальчиком. В тот же год французская армия одолела испанцев при Рокруа, а ещё через 5 лет окончилась Тридцатилетняя война. Хотя противостояние Франции и Испании продолжалось, Париж находился в более выгодном положении. Однако внутренняя ситуация страны была не настолько благополучна. Во Франции бушевала гражданская война, целью которой было ограничить власть короля. Уже тогда юный Людовик пообещал себе, что будет править самостоятельно.

В становлении Людовика XIV большую роль сыграл выдающийся министр, кардинал Мазарини. Именно он одолел Фронду (политическая оппозиция) и заключил выгодный мир с Испанией. Вскоре он скончался и 18-летний король прибрал к своим руками всю полноту власти.

Следующим политическим жестом стал переезд монарха в Версальский дворец, где он собрал вес цвет нации. Резиденция короля поражала своим великолепием, а её удалённость от столицы защищала Людовика от оппозиционеров. Кроме того, монарх оградил себя простого народа, что символизировало его абсолютную власть.

Окружив себя лучшими представителями французской нации, король отбирал своих министров и делал это довольно удачно. К примеру, Жан-Батист Кольбер, выдающийся финансист. Именно благодаря его стараниям и таланту, Людовик имел средства для проведения завоевательных походов. Впрочем, не только деньги обеспечивали блестящие победы французской армии. Талантливейший военный министр Лувуа и целый ряд преданных полководцев самоотверженно сражались за Францию и короля!

С 1672 по 1678 год Людовик воевал с Голландией и, хотя французам пришлось отступить, был заключён выгодный мир, вследствие которого Франция присоединила Франш-Конте и другие города в Южных Нидерландах. Позже Людовик обратил своё внимание на Германию и раз за разом приобретал новые приграничные города.

Находясь на пике своего могущества, Людовик практически полностью подчинил себе европейских монархов, однако те, под страхом его агрессии, вынуждены были создавать новые альянсы. Вследствие войн 1688 и1689-1697 годов, на Францию обрушился голод, а после войны за Испанский трон страна и вовсе оказалась на грани иностранного вторжения. Силы Франции были истощены, а на внешней политической арене появился новый серьёзный конкурент – Великобритания. Впрочем, это уже мало интересовало Людовика. В 1715 году, в возрасте 76 лет, Король-Солнце покинул этот мир.

1.Самый блистательный из королей Франции, был еще и самым «долгоиграющим» монархом Европы. Он правил 72 года, и даже теперешней английской королеве Елизавете, взошедшей на престол в 1952 году, пока не удалось «обойти» сиятельного Короля-Солнце.

2.Людовик XIV верил, что он является своего рода даром бога.

3.Более двадцати лет королева Анна Австрийская не могла забеременеть от Людовика XIII, когда же, наконец, по невероятной случайности, это произошло, Людовик XIII на радостях решил посвятить всю страну Пресвятой Деве и отдать себя и королевство под ее небесное покровительство.

4. Королевской чете повезло – 5 сентября 1638 года на свет появился мальчик. Более того – маленький дофин родился в самый подходящий для этого день, в воскресенье, день солнца. Говорят так же, что божественным проявлением небесной благодати было и то, что Людовик XIV родился сразу с двумя зубами во рту. Поэтому немедленно получил прозвище Louis-Dieudonné, то есть - «богом данный».

5.Живший в те годы при французском дворе знаменитый философ Томмазо Кампанелла, написавший когда-то популярный трактат «Город Солнце», связал свой утопический город с появлением в день Солнца наследника Франции, и уверенно заявил: «Как солнце он ублаготворит своим теплом и светом Францию и ее друзей».

Король Людовик 13

6.В 1643 году Людовик XIV взошёл на престол ещё четырёхлетним мальчиком и начал строить своё будущее и будущее страны. Как эпоха короля-Солнца запомнилось людям время правления Людовика XIV. И это всё благодаря огромным выгодам, полученным после окончания 30-летней войны, богатым ресурсам страны, военным победам и ещё многим факторам.

7.Его отец, Людовик XIII скончался 14 мая 1643 года в возрасте 41 года, когда маленькому Луи было 4 года и 8 месяцев. Трон автоматически перешел ему, но, разумеется, управлять государством в столь нежном возрасте было невозможно, поэтому регентом стала его мать, Анна Австрийская. Но на самом деле, управлял делами государства кардинал Мазарини, который не только был крестным короля, но, по сути, на некоторое время стал самым настоящим его отчимом и не чаял в нем души.

8. Официально короновался Людовик XIV в возрасте 15 лет, но по факту, не управлял государством еще семь лет - до смерти Мазарини. Кстати, потом эта история повторилась с его правнуком Людовиком XV, взошедшим на престол в возрасте 5 лет, после смерти блистательного деда.

9. 72 года правления короля Людовика XIV получили во французской истории наименование «Великий век».

10.Когда Людовику было 10 лет, в стране вспыхнула фактически гражданская война, в которой властям противостояла оппозиционная Фронда. Юному королю пришлось пережить блокаду в Лувре, тайное бегство и ещё множество других, отнюдь не королевских вещей.

Анна Австрийская - мать Людовика 14

11.Рос Людовик XIV, вместе с ним росло твёрдое намерение самостоятельно править страной, ведь в период с 1648 по 1653 годы во Франции полыхали гражданские войны, и в это время молодой монарх оказывался в чужих руках марионеткой. Но он успешно победил мятежи и в 1661 году взял всю власть в свои руки после смерти первого министра Мазарини.

12.Именно в эти годы формировался его характер и его взгляды. Помня о смуте времён детства, Людовик XIV был убеждён, что страна может процветать лишь при сильной, ничем не ограниченной власти самодержца.

13.После смерти кардинала Мазарини в 1661 году молодой король собрал Государственный совет, на котором объявил, что он отныне намерен править самостоятельно, не назначая первого министра. Тогда же он и задумал построить большую резиденцию в Версале, чтобы не возвращаться в ненадёжный Лувр.

14.В 1661 году 23-летний король Франции Людовик ХIV прибыл в небольшой охотничий замок своего отца, расположенный недалеко от Парижа. Монарх приказал начать здесь масштабное строительство своей новой резиденции, которая должна была стать его оплотом и убежищем. Мечта Короля-Солнце сбылась. В Версале, созданном по его желанию, Людовик провёл лучшие годы, здесь же он и закончил свой земной путь.

15.В период с 1661 по 1673 годы монарх провёл самые продуктивные для Франции реформы. Людовик XIV провёл реформы в социальной и экономической сферах по реорганизации всех государственных институтов. В стране начался расцвет литературы и искусства.

Версаль

16.Королевский двор переезжает в Версальский дворец, он считается памятником эпохи Людовика XIV. Монарх там окружает себя знатными вельможами и держит их постоянно под контролем, таким образом он исключал любую возможность политических интриг.

17. Этот король, что называется, отлично работал с кадрами. Фактическим главой правительства на протяжении двух десятков лет являлся Жан-Батист Кольбер, талантливый финансист. Благодаря Кольберу, первый период царствования Людовика XIV оказался очень успешным с экономической точки зрения.

18.Людовик XIV покровительствовал науке и искусству, поскольку считал невозможным процветание своего королевства без высокого уровня развития этих сфер человеческой деятельности.

19.Если бы король занимался бы только строительством Версаля, подъёмом экономики и развитием искусств, то, наверное, уважение и любовь подданных к Королю-Солнце были бы безграничными.

20.Однако, амбиции Людовика XIV простирались гораздо дальше границ его государства. К началу 1680-х годов Людовик XIV обладал самой мощной армией в Европе, что только разжигало его аппетиты.

21. В 1681 году он учредил палаты воссоединения для разыскания прав французской короны на те или другие местности, захватывая всё новые земли в Европе и Африке.

22.Людовик XIV стал абсолютным монархом и первым делом навёл порядок в казне, создал сильный флот, развивал торговлю. Силою оружия он реализует территориальные притязания. Так в результате военных действий к Франции отходят Франш-Конте, Мец, Страсбург, ряд городов в Южных Нидерландах и ещё некоторые города.

23.Военный престиж Франции поднялся высоко, что позволило Людовику XIV диктовать свои условия почти всем европейским дворам. Но это обстоятельство обернулось и против самого Людовика XIV, сплотились враги Франции, а протестанты обернулись против Людовика за преследования гугенотов.

24.В 1688 году претензии Людовика XIV на Пфальц привели к тому, что против него ополчилась вся Европа. Так называемая Война Аугсбургской лиги растянулась на девять лет и привела к тому, что стороны сохранили статус-кво. Но огромные расходы и потери, понесённые Францией, привели к новому экономическому упадку в стране и истощению средств.

25.Но уже в 1701 году Франция была втянута в длительный конфликт, получивший название Война за испанское наследство. Людовик XIV рассчитывал отстоять права на испанский трон для своего внука, который должен был стать главой двух государств. Однако война, охватившая не только Европу, но и Северную Америку, завершилась для Франции неудачно. По миру, заключённому в 1713 и 1714 гг., внук Людовика XIV сохранил испанскую корону, но итальянские и нидерландские её владения были потеряны, а Англия уничтожением франко-испанских флотов и завоеванием ряда колоний положила основание своему морскому владычеству. Кроме того, от проекта объединения Франции и Испании под рукой французского монарха пришлось отказаться.

Король Людовик 15

26.Эта последняя военная кампания Людовика XIV вернула его к тому, с чего он начинал - страна погрязла в долгах и стонала от тяжести налогов, а то здесь, то там вспыхивали восстания, подавления которых требовали всё новых и новых ресурсов.

27.Необходимость пополнения бюджета приводила к нетривиальным решениям. При Людовике XIV была поставлена на поток торговля государственными должностями, достигшая максимального размаха в последние годы его жизни. Для пополнения казны создавались всё новые и новые должности, что, разумеется, вносило хаос и раздрай в деятельность государственных институтов.

28.Ряды противников Людовика XIV пополнили французские протестанты, после того как в 1685 году был подписан «эдикт Фонтенбло», отменявший Нантский эдикт Генриха IV, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания.

29.После этого более 200 тысяч французских протестантов эмигрировали из страны, несмотря на строгие наказания за эмиграцию. Исход десятков тысяч экономически активных граждан нанёс ещё один болезненный удар по могуществу Франции.

30.Во все времена и эпохи личная жизнь монархов оказывала влияние на политику. Людовик XIV в этом смысле не является исключением. Однажды монарх заметил: «Мне было бы легче примирить всю Европу, чем нескольких женщин».

Мария Терезия

31.Его официальной супругой в 1660 году стала сверстница, испанская инфанта Мария Терезия, приходившаяся Людовику двоюродной сестрой и по отцу, и по матери.

32. Проблема этого брака, однако, была не в близких родственных связях супругов. Людовик просто не любил Марию Терезию, но покорно согласился на женитьбу, имевшую важное политическое значение. Супруга родила королю шестерых детей, но пятеро из них умерли в детском возрасте. Выжил лишь первенец, названный, как и отец, Людовиком и вошедший в историю под именем Великий Дофин.

33.Ради брака Людовик порвал отношения с женщиной, которую действительно любил - племянницей кардинала Мазарини. Возможно, расставание с любимой повлияло и на отношение короля к законной супруге. Мария Терезия смирилась со своей участью. В отличие от других французских королев, она не плела интриги и не лезла в политику, играя предписанную роль. Когда в 1683 году королева умерла, Людовик изрёк: «Это единственное беспокойство в жизни, которое она мне причинила».

Луиза - Франсуаза де Лавальер

34.Отсутствие чувств в браке король компенсировал отношениями с фаворитками. На девять лет дамой сердца Людовика стала Луиза-Франсуаза де Ла Бом Ле Блан, герцогиня де Лавальер. Луиза не отличалась ослепительной красотой, к тому же из-за неудачного падения с лошади на всю жизнь осталась хромой. Но кротость, приветливость и острый ум Хромоножки привлекли внимание короля.

35.Луиза родила Людовику четверых детей, двое из которых дожили до зрелого возраста. Король же обошёлся с Луизой достаточно жестоко. Став охладевать к ней, он поселил отвергнутую любовницу рядом с новой фавориткой - маркизой Франсуазой Атенаис де Монтеспан. Герогиня де Лавальер вынуждена была переносить издевательства соперницы. Она всё терпела с присущей ей кротостью, а в 1675 году постриглась в монахини и много лет прожила в монастыре, где её называли Луизой Милосердной.

Франсусаза Атенаис Монтеспан

36.В госпоже до Монтеспан не было и тени кротости предшественницы. Представительница одного из самых древних дворянских родов Франции, Франсуаза не просто стала официальной фавориткой, но на 10 лет превратилась в «истинную королеву Франции».

37.Франсуаза любила роскошь и не любила считать деньги. Именно маркиза де Монтеспан развернула правление Людовика XIV от обдуманного выстраивания бюджета к безудержным и неограниченным тратам. Капризная, завистливая, властная и амбициозная Франсуаза умела подчинять короля своей воле. Для неё были построены новые апартаменты в Версале, она сумела устроить на значительные государственные посты всех своих близких родственников.

38.Франсуаза де Монтеспан родила Людовику семерых детей, четверо из которых дожили до зрелого возраста. Но отношения между Франсуазой и королём не были столь верными, как с Луизой. Людовик позволял себе увлечения и помимо официальной фаворитки, что вызывало ярость у госпожи де Монтеспан. Чтобы сохранить короля при себе, она стала заниматься чёрной магией и даже оказалась замешана в громком деле об отравлениях. Король не стал карать её смертью, но лишил её статуса фаворитки, что было для неё куда страшнее. Как и её предшественница, Луиза ле Лавальер, маркиза де Монтеспан сменила королевские покои на монастырь.

39.Новой фавориткой Людовика стала маркиза де Ментенон, вдова поэта Скаррона, являвшаяся гувернанткой детей короля от госпожи де Монтеспан. Эту фаворитку короля звали так же, как и её предшественницу, Франсуазой, однако женщины отличались друг от друга, как небо и земля. Король вёл с маркизой де Ментенон долгие разговоры о смысле жизни, о религии, об ответственности перед Богом. Королевский двор сменил блеск на целомудренность и высоконравственность.

40.После смерти официальной жены Людовик XIV сочетался тайным браком с маркизой де Ментенон. Теперь короля занимали не балы и празднества, а мессы и чтение Библии. Единственным развлечением, которое он позволял себе, была охота.

Маркиза де Ментенон

41.Маркиза де Ментенон основала и руководила первой в Европе женской светской школой, получившей название Королевский дом святого Людовика. Школа в Сен-Сире стала примером для многих подобных заведений, в том числе для Смольного института в Петербурге. За строгий нрав и нетерпимость к светским развлечениям маркиза де Ментенон получила прозвище Чёрная Королева. Она пережила Людовика и после его смерти удалилась в Сен-Сир, прожив остаток дней в кругу воспитанниц своей школы.

42.Людовик XIV признал своих внебрачных детей и от Луизы де Лавальер, и от Франсуазы де Монтеспан. Все они получили отцовскую фамилию - де Бурбон, и папа постарался устроить их жизнь.

43.Людовик, сын от Луизы, уже в два года был произведён во французские адмиралы, а повзрослев, вместе с отцом отправился в военный поход. Там в возрасте 16 лет юноша и скончался.

44.Луи-Огюст, сын от Франсуазы, получил титул герцога Мэнского, стал французским полководцем и в этом качестве принимал на военную стажировку крестника Петра I и прадеда Александра Пушкина Абрама Петровича Ганнибала.

45.Франсуаза-Мария, самая младшая дочь Людовика, была выдана замуж за Филиппа Орлеанского, став герцогиней Орлеанской. Обладая характером матери, Франсуаза-Мария с головой погружалась в политические интриги. Её супруг стал французским регентом при малолетнем короле Людовике XV, и дети Франсуазы-Марии вступали в брак с отпрысками других монарших династий Европы. Словом, не многим незаконнорождённым детям правящих особ досталась такая судьба, какая выпала на долю сыновей и дочерей Людовика XIV.

46.Последние годы жизни короля оказались для него тяжким испытанием. Человек, всю жизнь отстаивавший богоизбранность монарха и его право на самодержавное правление, переживал не только кризис своего государства. Его близкие люди уходили один за другим, и оказалось, что передавать власть попросту некому.

47.13 апреля 1711 года умер его сын, Великий Дофин Людовик. В феврале 1712 года скончался старший сын дофина, герцог Бургундский, а 8 марта того же года и старший сын последнего, малолетний герцог Бретонский. 4 марта 1714 года упал с лошади и несколько дней спустя скончался младший брат герцога Бургундского, герцог Беррийский. Единственным наследником остался 4-летний правнук короля, младший сын герцога Бургундского. Если бы и этот малыш скончался, престол после смерти Людовика остался бы вакантным. Это заставило короля внести в список наследников даже своих незаконнорождённых сыновей, что сулило в будущем внутреннюю междоусобицу во Франции.

48.Когда французы, наравне с конкурентами-англичанами вовсю осваивали новооткрытую Америку, Рене-Робер Кавелье де ла Салль застолбил земли на реке Миссисипи в 1682 году, назвав их Луизиана, именно в честь Людовика XIV. Правда, потом Франция их продала.

49.Людовик XIV построил самый величественный дворец Европы. Версаль родился из маленького охотничьего имения и стал настоящим королевским дворцом, вызывающим зависть многих монархов. Версаль располагал 2300 комнатами, 189 000 квадратными метрами, парком на 800 гектарах земли, 200 000 деревьями и 50 фонтанами.

50.В свои 76 лет Людовик оставался деятельным, активным и, как в молодости, регулярно выезжал на охоту. Во время одной из таких поездок король упал и повредил ногу. Врачи обнаружили, что травма спровоцировала гангрену, и предложили ампутацию. Король-Солнце отказался: это недопустимо для королевского достоинства. Болезнь стремительно прогрессировала, и вскоре началась агония, растянувшаяся на несколько суток. В момент прояснения сознания Людовик оглядел присутствующих и изрёк свой последний афоризм: - Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно? 1 сентября 1715 года около 8 часов утра Людовик XIV скончался в своём дворце в Версале, четырёх дней не дожив до 77-летия. Франция попрощалась с великим монархом. Нарастала угроза со стороны, набирающей силу, Британии.